стенограмма августовской сессии ВАСХНИЛ
введение > ЗАСЕДАНИЕ ДЕВЯТОЕ > Академик И. И. Презент.

Академик И. И. Презент.

Уважаемые товарищи академики! Уважаемое

собрание! Уважаемый товарищ Президент!

На настоящей сессии подводятся итоги тому, к чему пришла, куда идет и

по каким путям пойдет дальше биологическая наука. Подводимые на сессии итоги

путей биологической науки отнюдь не исчерпываются лишь небольшим отрезком

времени. По существу здесь поставлен и, я смею быть уверен, нашел свое

разрешение вопрос о больших путях биологической науки на протяжении многих и

многих десятилетий.

В докладе нашего Президента академика Т. Д. Лысенко дано широкое

полотно положения в биологической науке, и в этой связи есть резон в

нескольких словах прежде всего бросить ретроспективно взгляд на пройденный

биологической наукой путь.

Если посмотреть на прошлую историю биологической науки в России, то

бросаются в глаза исключительно сильные материалистические тенденции,

которые в ней имели место. Этому есть специфические причины, и объясняется

это тем, что именно в России было столь сильно влияние великих просветителей

и революционных демократов Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова,

Писарева, которые подготовили общественное мнение России таким образом, что

передовая интеллигенция быстро и легко восприняла наиболее передовое в свое

время учение, созданное великим Дарвином.

Следует еще отметить, что анализ трудов таких крупных русских ученых,

как, например, Северцова и Бекетова, показывает, что эти ученые собственными

трудами и открытиями предуготовили передовых ученых России к восприятию, и

притом критическому восприятию, дарвиновского учения. С первых же шагов

освоения дарвиновского учения передовые русские ученые предприняли очистку

этого учения от известных плевел, которые в нем действительно имели место.

Чрезвычайно характерно, что великие русские биологи, даже неспециалисты

в области генетики, не обходили коренного вопроса биологической науки о

наследовании приобретаемых свойств и давали этому вопросу правильное

решение. Такой ученый, как И. М. Сеченов, работавший, казалось бы, в далекой

от генетике области -- физиологии, ставил и правильно разрешал это

кардинальный вопрос, стоящий в центре внимания и нашей сессии:

"Дальнейшим фактором в преемственности эволюции животного организма

является, как известно, наследственности -- способность передавать потомству

видоизменения, приобретенные в течение индивидуальной жизни... эта черта...

подчинена общим условиям эволюции: накопление в преемственном ряду

видоизменений, приобретенных в разбивку отдельными членами ряда, хотя и

достигается только вмешательством наследственности, но переходит в

действительность только при условии продолжения тех видоизменяющих явлений,

которыми обусловлено уклонение от первоначальной формы. Степень и прочность

видоизменения стоят всегда в прямом отношении с продолжительностью действия

видоизмененных внешних влияний (или условий существования), или с тем, как

часто они повторяются..." (И. М. Сеченов, Элементы мысли. Собрание

сочинений, том II, отд. I, 1908 г., стр. 287).

Не генетик, не специалист в области генетики, но поистине великий

ученый материалист, как мы видим, правильно решает коренной вопрос о

преемственности, о наследуемости индивидуально приобретаемых, в связи с

условиями жизни, уклонений. Сеченов за наследование приобретаемых свойств.

Сеченов за связь наследуемых уклонений с условиями существования. Сеченов за

увеличение силы наследственности в зависимости от продолжительности действия

видоизмененных внешних условий.

И как печально, по сравнению с тем, что читаешь у Сеченова, слышать от

нашего советского ученого академика Немчинова, тоже, правда, не генетика,

работающего в области статистики, однако являющегося руководителем

Тимирязевской сельскохозяйственной академии, что он отстаивает идею особого

наследственного вещества, идею, которая является основной в

менделизме-морганизме (вейсманизма). Именно эту основу основ вейсманизма

считает нужным защищать академик Немчинов.

В настоящее время окончательно определился водораздел между

менделевско-моргановским (вейсманистским) направлением и противоположным ему

мичуринским направлением. В этой связи чрезвычайно важно рассмотреть имевшие

место здесь на сессии и за ее пределами попытки найти русло примирения этих

двух направлений. Возможно ли это?

Нужно сказать, что линия "примирения", пожалуй, возможна. Но для этого

надо морганистам и тем, кто им симпатизирует, и тем, кто пытается

"статистически" как-то их оправдать (смех в зале), отказаться от признания,

что есть две истории, из которых одна, филогенетическая, независима от

другой -- от истории индивидуального развития организма, и что последняя ни

в какой степени не определяет первую. Надо отказаться от утверждения, что

развитие пород и сортов ни в какой степени не определяется особенностями

образа жизни и особенностями условий развития индивидуума. Надо отказаться

от ложной идеи особого "вещества наследственности", обладающего своей

особенной и независимой от тела сущностью, в отношении которого все

остальное тело является индиферентным, не влияющим со специфическим

эффектом. Надо отказаться от положения, что гамета является чистой и

сохраняет свою чистоту в неприкосновенности от влияний, идущих со стороны

тела и условий его жизни. Надо отказаться от того, чтобы считать мифическое

"наследственное вещество" состоящим из отдельных изолированных элементов,

локализованных в этом веществе, могущих лишь временно суммироваться и

перемещаться, сохраняя при этом свою собственную, полную неизменности и

независимость друг от друга.

Короче говоря, для того, чтобы морганисты могли быть "примирены" с

мичуринским учением, морганистам надо отказаться от всех до единого

теоретических положений этого ложного учения. Ни в какое другое русло

примирения мичуринская наука, мичуринская биология не даст себя вовлечь. Это

не удастся тем, кто пытается фальсифицировать самое мичуринское учение,

чтобы перекрасить, подтасовать это прогрессивное учение под реакционный

морганизм и затем провозглашать себя принадлежащими к мичуринскому

направлению.

Сейчас у нас в стране открытых и откровенных морганистов остается уже

немного. Для этого действительно, может быть, надо быть дубиниными

(аплодисменты), и если меня спросят, кто представляет в настоящее время

наибольшую опасность для расцвета мичуринского учения, -- Дубинин ли, Жебрак

и иже с ними, -- я отвечу: нет, наиболее вредоносными для мичуринского деля

в данное время являются протаскивающие антимичуринские,

вейсманистско-морганистские взгляды под видом симпатий к Мичурину, люди типа

Завадовского и Алиханяна.

Голоса. Правильно!

И. И. Презент. Я и позволю себе прежде всего разобрать имевшие место

здесь на сессии и вне ее попытки подделать мичуринское учение под морганизм,

попытки, которые делаются, например, Алиханяном. Прием, к которому он

прибегает, не оригинален и заключается в следующем. Мичурин воевал с

Греллем. Грелль был за влияние подвоя на привой, Мичурин же был против

Грелля. Следовательно, заключает Алиханян, Мичурин был против влияния привоя

на подвой, против вегетативной гибридизации.

Уважаемый "новомичуринец" тов. Алиханян! Вы допускаете элементарную

логическую ошибку, не столь уж трудно замечаемую, чтобы вам удалось

протащить ее незамеченной. Вы хотите уверить слушателей и читателей, что раз

И. В. Мичурин был против греллевского влияния подвоя на привой, значит он

был вообще против всякого влияния подвоя на привой. По существу вы хотите

кого-то уверить в том, что раз все птицы двуноги, значит все двуногие --

птицы. Но ведь есть же еще и человек. Ваша логика обращения и обращение с

логикой не пройдут, тов. Алиханян! Сию, с позволения сказать, "логику" мы не

пропустим в ворота мичуринского учения.

Для того чтобы обосновать как-либо свое чудовищное искажение

мичуринских воззрений, Алиханян ссылается на критику Мичуриным высказываний

последователя Грелля Черабаева. Повторим вслед за Алиханяном это

высказывание Мичурина и разберемся в нем.

"Я никак не пойму, наконец, -- писал Мичурин, -- почему редакция не

нашла нужным сделать какое-либо замечание на статью Черабаева о влиянии

подвоя на привитый сорт. Вникните, пожалуйста, ведь в ней что-то уж очень

несообразное. По его мнению, подвой почему-то влияет решительно на все части

привитого на него сорта: на рост, на плодоношение, на побеги, на

выносливость и, наконец, на формировку семени, -- и вдруг неожиданное

исключение, то на качество плода этого влияния он не признает. Воля ваша, --

с этим трудно согласиться. Тем более, что на деле-то выходит не так" (И. В.

Мичурин, Соч., т. I, стр. 143).

Как же выходит, по Мичурину, на деле?

Каждому мало-мальски знакомому с мичуринскими работами известно, что

Мичурин положил начало своей теории тем, что открыл принципиальное различие

между молодым, еще только проходящим свой цикл развития, сеянцем, и старым

многократно плодоносившим растением с уже устоявшимися свойствами. Молодое

растение в большой степени, в отличие от многократно плодоносившего,

способно, по Мичурину, поддаваться всякого рода влияниям, в том числе и со

стороны подвоя или привоя. Мичурин после своего открытия повел борьбу не

против влияния привоя на подвой и подвоя на привой, а против греллевских

неверных установок, не различавших молодое и старое растения и полагавших,

что всякое растение и всякая его часть одинаково подвержены влиянию привоя и

подвоя, независимо от того, будет ли объект воздействия моложе по своему

развитию к плодоношению в сравнении с прививаемым ему другим сортом. Это --

коренная ошибка Грелля, вследствие которой он так и не смог осуществить

вегетативную гибридизацию. Мичурин же, открыв причины неудач Грелля, открыл

закон взаимовлияния привоя и подвоя, одновременно тем самым создав основу

для теории развития растения. И когда Мичурин читал у Грелля или же у

Черабаева, что, по их мнению, при взаимопрививке старых сортов, все свойства

видоизменялись, а качество плода при этом оставалось неизменным, то Мичурин

не мог не протестовать. Ведь одно из двух: или же давно и многократно

плодоносящее дерево старого сорта никакого влияния не претерпит от прививки

его на молодой сеянец, или же, если прививается молодое дерево на корни

старого, многократно плодоносившего дерева, то молодой сеянец претерпит

изменения также и по качеству своих плодов. На этой основе Мичурин и

разработал целую систему вегетативной гибридизации, в том числе и систему

менторов. И в результате достигнутых блестящих успехов Мичурин подвел итоги

своим многочисленнейшим работам по вегетативной гибридизации:

"Вопрос о несомненной возможности вегетативных гибридов, -- заключал

Мичурин, -- считаю достаточно исчерпанным" (И. В. Мичурин, Соч., т. I, стр.

277).

Кого же думал тов. Алиханян ввести в заблуждение в данной аудитории? Уж

не упустил ли он из виду, что он находится не на конференции Московского

университета, где подобного рода его речь могла быть встречена весьма

сочувственно и где Алиханян мог бы таким образом стяжать себе лавры знатока

мичуринского учения и опровергателя Лысенко. Но здесь, в данной аудитории,

на сессии Сельскохозяйственной академии выступление Алиханяна может быть

расценено или как вопиющая безграмотность, или же как простая фальсификация

мичуринского учения.

Я склонен расценивать выступление Алиханяна, повторившее его недавнее

"ломоносовское чтение", как повторную попытку фальсификации мичуринских идей

в угоду менделизму-морганизму. Данная попытка -- попытка с негодными

средствами, так как непонятно, кого думал Алиханян ввести в заблуждение в

данной аудитории, где собрались люди, сделавшие учение Мичурина рабочим

методом своих исследований.

Учитывая новую обстановку, антимичуринцы ныне пытаются самого Мичурина

превратить в антимичуринца, пытаются Мичурина превратить в менделиста. Как

это делается? Эта операция производится следующим образом. Раскрывается

первый том мичуринских работ, где Мичурин излагает свои принципы и методы и

оглашается следующее место:

"При исследовании применения закона Менделя в деле гибридизации

культурных сортов плодовых растений рекомендую для начала ограничиться

наблюдением наследственной передачи одного из двух признаков, как это имело

место у самого Менделя в его работах с горохом. Я нахожу особенно полезным

указать несколько самых лучших и во всех отношениях показательных опытов

гибридизации... Для выполнения таких показательных гибридизаций и на

основании своих работ советую пользоваться следующими парами: из яблонь

Malus Niedzwetzkiana будет хорош как мужской производитель, а в качестве

женского можно указать на один из следующих культурных сортов: Анис и его

разновидности, Коричное, Кандиль синап, Челеби" и т. д. Дав рекомендации

сортов яблонь для показательной гибридизации, Мичурин отмечает: "Здесь

большая возможность приложения всей схемы менделевского подсчета на

основании всего комплекса признаков каждого гибрида" (И. В. Мичурин, Соч.,

т. I, стр. 343-344).

Приводя эти слова Мичурина, наши менделисты и заявляют: Вот, видите,

сам Мичурин говорит, что есть большая возможность приложения всей схемы

менделевского подсчета со всем статистическим аппаратом, приводящим в

умиление некоторых наших статистиков. Разве не ясно, что Мичурин был

менделистом?

Однако наши менделисты-морганисты рассчитывают на излишне доверчивых

людей. Внимательное изучение всех работ Мичурина показывает, что Мичурин в

приведенном высказывании имеет в виду противоположное тому, что ему

приписывают менделисты. Мичурин советует, имея в виду педагогические цели,

провести скрещивание таких пар, которые бесспорно убедят каждого, кто

способен считаться с фактами, что менделевская схема никчемна.

В 1914-1915 гг. в саду Мичурина заплодоносили гибриды от скрещивания

известной яблони Антоновки с яблоней Недзвецкого, у которой все органы --

кора, листья и т. д. -- красного цвета. Плодоношения этих гибридов Мичурин

ожидал с нетерпением, так как еще в 1912 г. он подчеркивал, что "Вообще

гибриды Пирус Недзвецкиана чрезвычайно удобны для наблюдения смешения

свойств и качеств растений при гибридизации, потому что окраска коры,

листьев и древесины, а также и цветов и плодов, чрезвычайно облегчает

наблюдения" (И. В. Мичурин, Соч., т. III, стр. 222). Резкий контраст в

окраске всех органов родителей делает это скрещивание чрезвычайно удобным

для проверки менделевской схемы. Здесь, действительно, большая возможность

приложения всей схемы менделевского подсчета.

Результаты, полученные Мичуриным от указанного скрещивания, особо ярко

показали, что в данном случае, где имеется полная возможность менделевского

подсчета распределения признаков в потомстве, полностью же опровергается

менделевская схема. Гибридное потомство вело себя совсем не по Менделю.

Достаточно, например, указать, что среди гибридов был одни окрашенный с

одной стороны в красный цвет, а с другой -- в зеленый. Уже одна эта

полученная при половой гибридизации своеобразная "химера", подобная такого

же рода "химерам", получающимся нередко при вегетативной гибридизации,

опровергает менделистскую схему. Это обстоятельство, наряду с другими, тоже

антименделевского порядка, и было отмечено Мичуриным: "Такие гибриды бывают

и вегетативные. Вообще гибриды Пирус Недзвецкиана чрезвычайно удобны для

наблюдения смешения свойств и качеств растений при гибридизации" (И. В.

Мичурин, Соч., т. III, стр. 222).

Описывая поведение гибридов Недзвецкиана в письме к известному

плодоводу Пашкевичу, Мичурин отмечал: "Все это особенно интересно в виду

того, что наблюдением над видом самих гибридных плодов, а в особенности над

сеянцами из их семян, легче всего доказать несостоятельность гороховых

законов Менделя" (И. В. Мичурин, Соч., т. IV, стр. 237).

С тех пор Мичурин не переставал рекомендовать скрещивание яблони

Недзвецкого для доказательства неправомерности и ложности менделевских

гороховых законов. Эту рекомендацию Мичурин повторяет и в своих "Материалах

для выработки правил воспитания", где он писал:

"Очень интересное и оказавшееся в высшей степени полезным в научном

отношении произведено мною скрещивание нескольких культурных сортов яблонь с

давно известной краснолистной яблоней Недзвецкого. Здесь на полученных

сеянцах гибрида, с самого раннего их развития из семени, явилась возможность

видеть и наблюдать постепенное развитие наследственно переданных свойств от

родительских растений к потомству, по различной степени окраски в красный

цвет всех частей сеянца, начиная с его семенодолей и кончая всеми остальными

частями вполне совершенного развития их в более старшем возрасте деревья.

Все это легко видеть даже самому неопытному наблюдателю новичку еще в деле

гибридизации по окраске в красный цвет листьев, побегов, коры и древесины

их, такой же окраски корней, цветов, кожицы плодов и, наконец, по окраске

самой мякоти плодов и семян в них. Кроме того, этими наблюдениями легче,

скорее, а главное, вернее всего можно доказать всю несостоятельность и

неприменимость к гибридизации плодовых растений пресловутых гороховых

законов Менделя, которые так настойчиво рекомендовали нам наши ученые

садоводы, в сущности оказавшиеся полнейшими профанами дела гибридизации. В

правдивости этого моего заключения легко может убедиться каждый любитель

садоводства, если он повторит у себя мои опыты скрещивания яблони

Недзвецкого с какими-либо культурными сортами яблонь в своем саду" (И. В.

Мичурин, Соч., т. I, стр. 261-262).

И когда Мичурин подводил итоги своим шестидесятилетним работам, то он и

советовал убедиться каждому в полной неприменимости законов Менделя на таком

удобном объекте, как гибриды Недзвецкиана, где с самого начала всходов можно

уже наблюдать уклонения признаков в отцовскую или материнскую сторону.

Методический объект -- не менее, а более удобный, чем горох; результаты же

покажут каждому всю фальшь гороховых менделистских законов.

В этом, по замыслу Мичурина, педагогический смысл рекомендованной им

для исследования применения закона Менделя показательной гибридизации.

Мичурин здесь по существу говорит следующее. Хотите приложить вся схему

менделевского подсчета и иметь для того удобный объект? Возьмите в

скрещивание яблоню Недзвецкого, она удобнее, чем горох, и раскроет глаза

даже тем, которые делают из статистики некую новую специальность обрамления

и отстаивания мендельянских схем. (Аплодисменты.)

Нечего говорить о том, что мичуринское учение нашло богатейшее

дальнейшее развитие в работах, производимых сейчас большим, хорошим

коллективом мичуринцев, который гордится тем, что его возглавляет Т. Д.

Лысенко -- мастер эксперимента, тончайший мыслитель. Это направление за

короткий срок подняло и разрешило в самой общей и в то же время в самой

конкретной форме многие вопросы биологической и биолого-агрономической

науки, сделав немалый вклад в народное хозяйство. Нет возможности

перечислять все эти разрешенные и разрешаемые вопросы. Однако на одном из

них я позволю себе остановиться, а именно на вопросе вегетативной

гибридизации.

Академик Жуковский в своем выступлении указывал, что он никогда не

видел ни одного документированного доказательного факта по вегетативной

гибридизации. Однако, развивая этот тезис, академик Жуковский обезопасил

себя от всякого рода фактов. Академик Жуковский! Ведь невозможно вам

предъявить факты вегетативной гибридизации, поскольку вы заранее учинили по

отношению к этим фактам некую словесную экзекуцию, заявив: все то, что вы

мне покажете из области вегетативных гибридов, я все равно назову мутацией.

Название, конечно, в ваших руках, вы полный хозяин своих собственных слов,

однако являетесь плохим хозяином их смысла. Ведь не можете же вы простым

произнесением слова "мутация" уничтожить вегетативные гибриды, у которых

ярко и ясно видны признаки родителей.

Т. Д. Лысенко. Завтра будут здесь мною продемонстрированы десятка два

вегетативных гибридов, абсолютно таких же, как и половые гибриды, вы их

ничем от последних не отличите. Причем они существуют уже лет пятнадцать. Их

не видели только Дубинин и те, кто живут рядом, в Академии наук, где

находятся эти гибриды.

И. И. Презент. Видите, как хорошо и полезно для выяснения вопроса

прерывать иногда оратора. (Смех. Аплодисменты.)

В общем, завтра академику Жуковскому будет еще раз предоставлена

возможность заняться словоупражнением, облечь латинским термином "мутация"

явления и понятие вегетативных гибридов. Правда, для этого академику

Жуковскому придется называть такие вегетативные гибриды, у которых, как это

в большинстве случаев и полагалось гибридам, свойства будут уклоняться в

сторону одного или другого родителя. Но навряд ли украшает ученого смешение

явлений и понятий в угоду упрямой и ничем не оправданной приверженности к

морганизму во что бы то ни стало.

П. М. Жуковский. А если здесь произошло опыление?

И. И. Презент. Академик Жуковский подает реплику: не происходил ли

эффект вегетативной гибридизации на самом деле от непредусмотренного

опыления чужим сортом? Не было ли здесь элементарной ошибки, когда получают

половой гибрид, а называют его вегетативным. Это обычное соображение и

возражение, которое выставляют приверженцы морганизма мичуринцам. Смею вас

уверить, что мичуринцы гораздо более опытные и тонкие экспериментаторы,

нежели морганисты, и возможность такого рода экспериментальной ошибки,

конечно, предусмотрели и устранили. Ссылка на чужеродное опыление,

приводимая для отрицания вегетативных гибридов, столь же весома, как и

ссылка зарубежных враждебных нам биологов, которые утверждают, что все

лысенковские работы несостоятельны, так как, мол, "известно, что русские

сорта нечистые". Так пишут, в частности, в одной большой сводке "Новая

генетика в Советском Союзе" Хедсон и Риченс. Но согласитесь, что

аргументация к нечистому -- это уже не от хорошей жизни. (Смех,

продолжительные аплодисменты.)

Академик Жуковский спрашивает нас: где же существуют вегетативные

гибриды? Удивительно, где был академик Жуковский и другие отстаивающие

морганизм, когда мичуринец Исаев с этой трибуны демонстрировал свой

замечательный гибрид -- половое потомство от возвратного скрещивания с

яблоней мичуринского декоративного гибрида Ренета бергамотного. Когда-то, 50

лет тому назад, Мичурин привил обыкновенную яблоню на грушевый подвой. Эта

прививка только некоторое время побыла на корнях груши, затем Мичурин

перевел ее на собственные корни, в течение нескольких десятков лет размножал

ее вегетативно. Таким образом, Ренет бергамотный, став уже вполне

устоявшимся сортом, побывал на самых разнообразных корнях разнообразных

сортов и не терял при этом своих приобретенных при вегетативной гибридизации

свойств грушеподобности плода. И когда, спустя пятьдесят лет после

произведенной Мичуриным прививки Антоновки на грушевый подвой, мичуринец

Исаев возвратно скрести Ренет бергамотный с яблоней сорта Пепин шафранный,

причем взял вегетативный гибрид в качестве матери, а яблоню в качестве отца,

т. е. сделал как будто бы все для того, чтобы и духа от вегетативного

гибрида в половом потомстве не осталось, то что же получилось? Остался ли

здесь "дух" подвоя груши?

Вот уже четвертый год плодоносят гибридные деревья от скрещивания

вегетативного гибрида вновь с яблоней, и гибриды все продолжают приносить

грушевидные плоды. Единственное средство спорить против этого неоспоримого

факта, это заявлять, что хотя полученные плоды на яблоне и похожи на грушу,

однако этого быть не может.

П. М. Жуковский. А вы знаете дикую яблоню с грушевидными плодами?

И. И. Презент. В данном случае ведь было произведено скрещивание не с

дикой, а с культурной яблоней, и где же вы видели, чтобы при прививке одного

культурного сорта на другой, тоже культурный, получился дичок? Правда, вы

можете возразить, что так иногда бывает при половом скрещивании. Принимаю

такое возможное возражение, однако и оно говорит в пользу того, что я

доказывая. Ведь если принять такое возражение, то при прививке проявился

некий дичок с грушевидными плодами, то это лишь доказывает, что вегетативный

гибрид может давать такой же эффект, как и половой. Нет у вас выхода,

академик Жуковский. Не придумаете его, гарантирую!

Говорят, нет вегетативных гибридов. А известен ли вам, академик

Жуковский, такой случай, который был в Тимирязевской академии. Некоторые

сотрудники этой Академии, вопреки насаждаемому в этой Академии духу

неприязни к мичуринскому учению и методам (кстати укажу, академик Немчинов,

что мичуринцы все же у вас в Академии есть, и могу вас утешить, что их скоро

будет еще больше) (смех), некоторые мичуринцы в Тимирязевской академии

провели вегетативную гибридизацию и высеяли семенное потомство гибридов. Так

как это были вегетативные гибриды помидоров на дурмане, та и была вывешена

предостерегающая надпись: "Осторожно, плодов не рвать, опасно". И все-таки,

не по неверию, понятно, в вегетативные гибриды, а просто по незнанию,

проходящие срывали эти плоды и попадали потом в больницу.

Если и этих фактов мало, то могу напомнить, что на экспериментальной

базе Академии Горки Ленинские, незадолго перед войной были привиты помидоры

на паслен. Не только в самих гибридных плодах, но и в семенном потомстве от

этой прививки получился довольно приятный острый привкус плодов. Семенного

потомства этих вегетативных гибридов было получено так много, что пришлось

их плоды сдать в местный кооператив для реализации. Люди из соседних сел,

которым, видно, понравился этот особый вкус гибридных плодов, приходили в

кооператив и запросто спрашивали: "Отпустите килограмм вегетативных

гибридов". Это все были простые люди, ценящие плоды по вкусу, а не по

названию. Академик же Жуковский и здесь наверняка вышел бы из положения и,

покупая помидоры вегетативных гибридов, говорил бы: "Отпустите мне килограмм

мутаций".

Много басен рассказывают морганисты о мичуринцах. Морганисты пользуются

этим оружием за неимением другого, лучшего. Так в своем выступлении академик

Жуковский сказал, что он слышал от кого-то, будто Лысенко и его

единомышленники объявили несуществующим открытое русским ученым С. Г.

Навашиным двойное оплодотворение, приводящее к образованию эндосперма.

Я спрашиваю: кто развивает прогрессивную сторону работ С. Г. Навашина?

Что сделали морганисты, чтобы явление и эффект двойного оплодотворения

теоретически объяснить с дарвинистских позиций? Ничего. А мы, скромные

мичуринцы, подняли и исследуем эту проблему под углом зрения теории

биологического прогресса, разработанной другим крупным русским ученым А. Н.

Северцовым, с позиций дарвиновско-мичуринского учения о пользе

оплодотворения вообще и перекрестного оплодотворения в особенности. Я

позволю себе вкратце здесь указать, что, экспериментально работая над этим

вопросом, я пришел к выводу, что двойное оплодотворение имеет тот же

биологический смысл, что и оплодотворение вообще. Благодаря двойному

оплодотворению получается пища особого рода, совмещающая в себе видовое

богатство приспособления. Двойное оплодотворение, как и оплодотворение

вообще, ведет к расширению приспособительных возможностей организма, к

расширению амплитуды его связей с внешними условиями, при одновременной

меньшей морфологической зависимости развивающегося организма от колебаний

внешней среды. Это и есть тот общий подъем жизнедеятельности, который

академик А. Н. Северцов определил как "ароморфоз". Эффект этого вида

ароморфоза противоположен инцухту. И когда мы в наших экспериментах снимали

продукт двойного оплодотворения, т. е. эндосперм, выращивали растения из

изолированных от эндосперма зародышей, то получали явление, аналогичное

инцухту: растения устойчивых выровненных сортов оказывались чрезвычайно

разнообразными, изменяли признаки вплоть до разновидностных. Это относится к

негибридным и, в еще большей степени, к гибридным формам. Что касается

последних, то я позволю себе ответить еще на одно утверждение академика

Жуковского, заявившего, что он не знает исключения из правил Менделя. Он был

бы гораздо ближе к истине, если бы сказал, что не знает подтверждения этих

правил. Что же касается исключений, то позвольте вам продемонстрировать

следующее (демонстрация). Вы говорили, академик Жуковский, что правила

Менделя являются твердо установленными.

П. М. Жуковский. Для однолетних самоопылителей.

И. И. Презент. Позвольте вам продемонстрировать гибридные растения

пшеницы от скрещивания безостого опушенного сорта с остистым неопушенным.

Как видите, это самоопылители, и притом однолетние. Так вот извольте

сказать, какое же это поколение? По-вашему и по Менделю это ведь не может

быть первым, поскольку здесь имеются в одном и том же поколении и остистые и

безостые формы, и опушенные и неопушенные. Но это именно первое поколение. И

для получения такого "расщепления" достаточно было вырастить гибридные

растения в первом поколении из изолированных от эндосперма зародышей, лишить

их гибридной пищи.

Уважаемые товарищи! Наши менделисты-морганисты ныне путаются выдавать

себя за дарвинистов, называя иногда себя доподлинными дарвинистами или еще

ортодоксальными дарвинистами. И, конечно, таким дарвинистом в первую очередь

провозглашается академик И. И. Шмальгаузен.

Я давно ждал, что если у академика Шмальгаузена есть какие-либо

замечания или опровержения на сделанный мной анализ его работ как

антидарвинистских, то он выскажет их перед лицом научной общественности. И

вот уже прошло два года, а академик Шмальгаузен, не выступая в научной

печати по данному вопросу, одновременно пишет всюду заявления, жалуется, что

Презент его искажает. Но ведь эти заявления не заменяют научной

аргументации. Наконец, после долгих усилий удалось упросить академика

Шмальгаузена выступить здесь, с этой научной трибуны.

Голос с места. Он же болен.

И. И. Презент. Два года болен? Если он болен и не может писать

опровержения, то почему же он здоров, когда пишет на меня заявления?!

(Смех.)

Сегодня академик Шмальгаузен заявил, что он доподлинный дарвинист и

никаких отступлений от Дарвина в его работах найти нельзя.

Полностью разбирать ошибки Шмальгаузена -- это значит строка за строкой

цитировать его работы. Я не имею этой возможности; поэтому остановлюсь

только на некоторых его ошибочных положениях.

Укажу, прежде всего, на такой парадокс. Шмальгаузен объявляет себя

врагом Ламарка. Известный буржуазный биолог идеалист Копп является одним из

крупнейших столпов идеализма в биологии, берущего из учения Ламарка самое

гнилое, самое отсталое, отбрасывающего при этом прогрессивные и

материалистические стороны учения Ламарка. Как известно, Копп обнародовал

так называемую "доктрину неспециализированного".

Сущность этой доктрины заключается в том, что всякое новообразование

может иметь своим источником только неспециализированную организацию живых

существ и чем больше идет процесс специализации организма и его свойств, тем

меньше шансов для всякого рода новообразований. Из этой "доктрины"

последователи Коппа сделали соответственные выводы. Они говорят: мог ли,

например, человек произойти от какого-либо предка современной обезьяны? И,

посмотрев всех ископаемых обезьян, доказывают, что любой из них присущи в

какой-то мере черты специализации. Ведь, на самом деле, моря и континенты

никогда не были заселены схемами, а были заселены приспособленными, в

какой-то степени специализированными организмами. И если "доктрина

неспециализированного" права, то предком человека нельзя считать ни одну из

ископаемых обезьян и человек имеет свой собственных, независимый от

остальных животных, источник происхождения. Нетрудно видеть, что такого рода

аргументация является полностью антидарвинистской, открыто ведет к

поповщине.

Наши крупные русские ученые, такие, как академик Сушкин, опровергли эту

ложную антинаучную копповскую "доктрину", а академик Шмальгаузен, несмотря

на всю абсурдность копповской "доктрины" ее принимает. При этом Шмальгаузен

прославляет Коппа в книге "Проблемы дарвинизма". А ведь указанную книгу

Шмальгаузен с этой трибуны рекомендовал как вполне мичуринскую и

дарвинистскую.

Вот что пишет Шмальгаузен:

"...мы должны обратить внимание на данные палеонтологии, отмеченные еще

Коппом и с тех пор многократно подтвержденные... новые формы происходят

поэтому всегда от мало специализированных предков -- представителей

предыдущей эпохи... Эти выводы следуют из всей суммы наших знаний" (И. И.

Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, стр. 465).

Я позволю себе спросить у академика Шмальгаузена, не почитает ли он,

веруя в доктрину Коппа, что современные пингвины, имеющие цевку менее

специализированную, чем у первоптицы (чем у археоптерикса), не могут

происходить от нее, а должны иметь какого-то особого от всех остальных птиц,

своего собственного первозданного родоначальника? Как Шмальгаузен объяснить,

что эволюция продолжается у современных растений и животных, которые уже в

достаточной степени специализировались, или может быть он согласится с

провозглашенным Джулианом Гексли концом прогрессивной эволюции, которая

сейчас, по Гексли, висит на единственной тоненькой ниточке, на ниточке

эволюции человека. Я спрашиваю, как можно копповский бред считать полезным

вкладом в дарвинизм? Я спрашиваю, как может антидарвинистская концепция

преподноситься в книге, которая носит название "Проблемы дарвинизма"? Я

спрашиваю, как может такого рода книга рекомендоваться Министерством высшего

образования как учебное пособие для наших вузов.

Шмальгаузен заявил, что все ошибки ему облыжно приписаны. Так позвольте

его спросить, считает ли он и до сих пор правильным следующее написанное им

все в той же книге "Проблемы дарвинизма":

"После установления основ современной генетики в виде менделизма,

шведский ученый Иогансен задался целью подвергнуть теорию естественного

отбора экспериментальной проверке. Оказалось, что в популяции

самоопыляющегося растения (бобы) искусственный отбор ведет к выделению

чистых линий, которые в дальнейшем остаются постоянными. В пределах чистых

линий отбор оказывается бессильным. Эти факты были, по недоразумению,

истолкованы как противоречащие теории естественного отбора... В природе

чистых линий нет и отбор действует всегда в более или менее гетерогенных

популяциях, обладающих огромным размахом всевозможных индивидуальных

особенностей. В этом случае естественный отбор имеет почти неограниченное

поле действия" (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, 1946, стр. 204).

Нетрудно видеть, что Шмальгаузен считает утверждение морганистов о

недействительности отбора в "чистых линиях" неприменимым к стихийной природе

лишь по той причине, что здесь, мол, нет "чистых линий". Зато подобные

утверждения Шмальгаузен считает совершенно пригодными и правильными там, где

такие "чистые линии" имеются, т. е. в области селекции. Удивительно, где был

все последние годы Шмальгаузен, в какой области витала его мысль, если он,

числясь в дарвинистах, оказался совершенно несведущим в области селекционных

фактов, если он не знает, что тысячи людей экспериментально подтвердили

положение Т. Д. Лысенко об изменчивости чистых линий, если он не знает, что

массовые опыты по внутрисортовым скрещиваниям, проводившимся в том числе и

внутри чистолинейных сортов, дали несомненный и притом положительный эффект.

Достойно ли профессора дарвинизма утверждение, что в пределах чистых линий

отбор оказывается бессильным?

Вообще можно посочувствовать И. И. Шмальгаузену. Преподавая дарвинизм,

он к теории дарвинизма имеет мало отношения, а если имеет, то весьма

отрицательное, но, с другой стороны, если ты пошел в некую область знаний

имея звание академика, то ведь следует же учитывать сделанное с этой трибуны

указание академика Жуковского, что "ученье -- свет, а неученье -- тьма".

Академик Шмальгаузен заявил, что его искажают, приписывая ему

утверждение неопределенности характера мутаций. Больше того, в недавно

вышедшем "Вестнике Московского университета" академик Шмальгаузен

представлен как борец и защитник определенности наследственных изменений,

как защитник качественной зависимости их от условий жизни.

Не знаю, под влиянием каких внешних условий университетские деятели

биофака стали нынче подавать Шмальгаузена таким образом. Но ведь от фактов,

от документов никуда не уйдешь. Ведь Шмальгаузен же писал, солидаризуясь с

Дарвином, что "По Дарвину индивидуальная изменчивость вообще не могла играть

руководящей роли в эволюции, так как она имеет первично неопределенный

характер; она лишена направленности" (И. И. Шмальгаузен. Проблемы

дарвинизма, стр. 190). Ведь Шмальгаузен писал, что "...нас не должно

удивлять, что при применении определенных факторов получаются разные мутации

и действием различных агентов получаются в общем те же мутации, какие

встречаются и в природе" (там же, стр. 221). Ведь Шмальгаузен утверждал, что

"неопределенность реакции, вместе с наследственностью изменения, являются

наилучшими характеристиками мутаций" (там же, стр. 210).

Шмальгаузен заявляет, что его искажают, приписывая ему угасание

изменчивости в процессе эволюции.

Но ведь именно Шмальгаузен утверждал, что "алломорфоз вполне

закономерно переходит в теломорфоз, т. е. в специализацию, связанную с

утерей пластичности и постепенным замиранием эволюции" (там же, стр. 497), и

что "индивидуальная изменчивость организма будет непрерывно снижаться.

Специализированный организм теряет свою пластичность" (там же, стр. 506).

Шмальгаузен заявил с этой трибуны, что он нигде и никогда не утверждал,

что на заре введения в культуру виды животных и растений более богаты

изменчивостью, нежели в последующем, что в культуре виды животных и растений

подвержены потухающей кривой изменчивости. Шмальгаузен ссылается при этом на

некие оговорки, которыми он ограничивает свои утверждения. Но ведь оговорки

не меняют основной линии рассуждений Шмальгаузена. Ведь и здесь на сессии он

заявил, что свекла, например, бурно изменяясь на заре введения ее в

культуру, в дальнейшем все более и более снижала свою изменчивость. Кто же,

спрашивается, выступает здесь в роли искажающего? Не сам ли академик

Шмальгаузен выступает в этой неприглядной роли, искажая явления и

закономерности природы и пытаясь в свое оправдание исказить смысл своих

собственных утверждений?

И. И. Шмальгаузен и его защитник И. М. Поляков заявляют, что если в

книге "Факторы эволюции" нет Мичурина и мичуринцев, то зато уж книга

"Проблемы дарвинизма" заполнена этими именами, заполнена изложением идей

Мичурина и его последователей. Действительно, в последней книге, в отличие

от первой, излагаются учение и метода Мичурина и Лысенко. Но как излагаются?

"Мичуринские методы "воспитания", -- пишет Шмальгаузен, -- означают

создание таких условий для развития организма, которые способствуют

максимальному выявлению нужных для нас свойств" (там же, стр. 241-242).

Таким образом, менторы и другие методы воспитания негибридных и

гибридных форм преподносятся Шмальгаузеном нашему студенчеству лишь как

методы выявления свойств, а не как методы их создания. Это -- нарочитое и

грубое искажение сути мичуринского учения. Мичурин давно уже опроверг

трактовку роли внешних условий лишь как проявителей уже предсуществовавших

свойств. "Неправильно, протестовал Мичурин против подобного рода

утверждений, -- не все задатки признаков заложены в гаметах. Некоторые могут

сложиться и проявиться под воздействием факторов внешней среды, к которым

можно причислить и наследственно введенные человеком в форме подвоя другого

вида с привоем растения" (И. В. Мичурин.. Соч., т. IV, стр. 196).

Так же искаженно излагает Шмальгаузен и работы академика Т. Д. Лысенко.

Он пытается внушить читателю, что Лысенко добился только модификационной, т.

е. ненаследственной, изменчивости организма, а отнюдь не направленного

изменения самой природы органической формы, не планомерного изменения ее

наследственности. "Теория акад. Лысенко, -- пишет Шмальгаузен, -- дополняет

это требованием специфических условий среды еще и на каждой стадии развития,

соответственно особенностям каждого сорта. Это составляет дальнейший шаг в

деле управления индивидуальной, т. е. модификационной изменчивостью

организма" (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, стр. 242)

В приемах искажения Мичурина и Лысенко Шмальгаузен идет в ногу со

своими единомышленниками и последователями. Так как замолчать Мичурина в

книге, предназначенной для советских студентов, нельзя, то методы Мичурина

преподносятся как проявители уже детерминированных в зародышевой клетке

будущих свойств, а сам Мичурин преподносится не в роли великого

преобразователя природы, а в некоей неблаговидной роли "проявителя". Та же

операция проделывается и с Лысенко. Лысенко, мол, только управляет

модификациями и не больше. Он может яровизировать озимые сорта, но не

переделывать их в яровые. Ведь умудрился же в свое время молодой морганист

Лобашев (ныне за свои морганистские заслуги выдвинутый в деканы биофака)

утверждать, что Лысенко переделывает наследственно озимые сорта в

наследственно яровые. Такого рода ухищрения морганистов чрезвычайно

показательны и характерны для их изложения учения Мичурина и Лысенко. Нет,

уж лучше последователи Шмальгаузена умалчивали бы о Мичурине и Лысенко, как

это делает Шмальгаузен в своих "Факторах эволюции". Искажение вреднее

умалчивания.

Об академике Шмальгаузене и его вероучении можно было бы и нужно было

бы говорить очень много. Однако время идет, поэтому я позволю себе

остановиться еще лишь на одном пункте выступления Шмальгаузена здесь на

сессии. В своем выступлении Шмальгаузен рекомендовал себя как продолжателя

дела Северцова, заявляя, что сам Северцов посвятил его в продолжатели. Не

смею это оспаривать. Но если Северцов и посвятил Шмальгаузена, то следует

признать, что посвященный отнюдь не оправдал возложенного на него весьма

почетного сана. С полным правом можно утверждать, что академик Шмальгаузен,

под видом "продолжения" северцовских работ, лишь умножает и классифицирует

слова, делая вид, что развивает учение Северцова, а по существу лишь засоряя

его алломорфозами, теломорфозами, катаморфозами, гипоморфозами,

гиперморфозами, вплоть до некоего эпиморфоза, под чем подразумевается

человеческая история, поставленная в общий ряд классификации путей животной

эволюции. Отныне да знают наши преподаватели исторического материализма, что

история человеческого общества -- это эпиморфоз

Что же касается основного в никчемных и лженаучных построениях

Шмальгаузена, то это -- вейсманистская автономизация организма, нашедшая

четкое выражение у последователя Шмальгаузена -- профессора Парамонова,

который заявил, что "...организм составляет самостоятельную систему, а

окружающая среда -- другую систему... направления изменения среды и

изменчивости организмов независимы друг от друга" (А. А. Парамонов. Курс

дарвинизма, 1945 г., стр. 253-254)

Наши морганисты, отступая по всем линиям перед напором мичуринских

фактов, пытаются задержаться на рубеже, наименее подвергнутом наступлению

мичуринцев. На этом коньке от цитологии, на цитологическом параденпфердэ,

как говорят немцы, пытался здесь выступать и академик Жуковский.

Но вы -- ботаник, академик Жуковский, специально работающий над тонкими

структурами. Вы обязаны знать, что времена Бовери и Страсбургера -- это

плюсквамперфектум, как выразился Алиханян по поводу академика Шмальгаузена

после того, как книга последнего не прошла на Сталинскую премию. Как можете

вы, ботаник Жуковский, не знать, что сейчас существует большое количество

тончайших цитологических работ, являющихся результатом применения новых

микроскопов и новых реактивов, работ, которые полностью опровергают всю

цитогенетическую схему. А если эти работы знаете, то почему вы их скрываете

и не делаете из них соответственных выводов?

Советский ученый профессор Макаров (Ленинградский университет) показал,

что так называемая непрерывность хромосом -- это миф. Крупный цитолог

Джеффри показал, что одно из основных, демонстрированное здесь академиком

Жуковским при помощи пальцев, положений цитогенетики об уменьшении числа

хромосом на стадии мейозиса, как простого следствия соединения расположенных

бок-о-бок хромосом в пары, как только осуществится редукция, -- неверно.

"Это предположение, -- пишет Джеффри, -- является результатом явного

незнания структуры соматических или телесных хромосом и, прежде всего,

незнания организации до сих пор совершенно не изученных в структурном

отношении репродуктивных или гаметических хромосом. При существующем

состоянии наших знаний нет достоверно известного случая соединения хромосом,

расположенных бок-о-бок, так как изучение организации всех типов хромосом

ясно показывает, что все хромосомы неизменно соединяются только концами.

Больше того, соединение хромосом никогда не имеет места в начале деления

ядра (как общепризнанные теории приписывают сущности мейозиса или редукции),

но в конце (в телофазе) непосредственно предшествующего деления. Можно

добавить, что не только соединение хромосом в клеточном делении характерно

для предшествующего деления и приурочено к его концу, но это положение

является также неизменной особенностью всех соединений хромосом, будь то

соматические, репродуктивные или редукционные" (E. C. Jeffrey. The Nucleus

in Relation to Heredity and Sex. Science, 1947, v. 106, No2753).

Описав и продемонстрировав при помощи усовершенствованной

микрофотографии структуру хромосом, Джеффри указывает, что "хромосомы

мейозиса, сомы и гамет -- все обнаруживают одинаковое строение..." "Это

положение, -- заключает Джеффри, -- как было наглядно показано выше с

помощью фотомикрографий, совершенно не соответствует принятым взглядам на

связь хромосом с наследственностью... Отсюда следует, что доктрина о

параллельном или латеральном влиянии хромосом в редукционном делении и

заключения о передаче наследственности, основанные на этом предполагаемом

условии, в действительности не имеют прочного основания" (там же).

Открытия Джеффри заставили даже редакцию такого журнала, как "Сайнс",

заявить, что "эти исследования делают необходимым пересмотр наших взглядов

на связь ядра и его производных хромосом с наследственностью и детерминацией

пола (там же -- "От редакции").

Вице-президент Американской ассоциации прогресса науки и председатель

секции зоологических наук Ф. Шредер, делая обзор цитологии за три четверти

века, вынужден признать, что "в цитологии дрозофилы имеется много такого,

что не соответствует ходу событий, которые мы считаем стандартными" (F.

Schrader. Three Quarter centuries of Cytology. Science, v. 107, No2772), что

"большая часть основ, на которых зиждется современная цитогенетика, требует

перестройки", и "что почти все цитологи, за исключением Дарлингтона и его

последователей, в настоящее время убеждены в неправильности его фактических

данных (F. Schrader, там же).

Обычно генетики-морганисты выдвигают, как нечто незыблемо

подтверждающее их систему воззрений, положение, что, дескать, проблема пола

уже вне всякого сомнения решается именно на основе морганизма, на основе так

называемых x- и y-хромосом. Но почитайте работы самого Моргана, только не в

популярных изданиях для студенчества и общественности, а для своих

собственных единомышленников, и вы увидите, что Морган вынужден указать, что

пол нельзя считать детерминированным только наличием x- и y-хромосом.

Система цитогенетики рушится. Недаром же морганисты на скорую руку

придумывают в дополнение к генам всякие "плазмогены", "пластидогены" и

другие такого же рода слова, долженствующие завуалировать полный

теоретический и фактический разгром морганизма. Недаром же Гуго Илтис, тот

самый Гуго Илтис, который в свое время при воздвижении памятника Менделю

клялся его праху, предвосхищая тем самым рекомендацию академика Жуковского,

ныне, став хранителем и сотрудником менделевского музея в Фредериксбурге,

уныло заявляет:

"Для генов наступили черные дни. Тяжело, когда твое существование

берется под сомнение... Не меньшим поношением достоинства гена, главной

гордостью которого была его кристаллоподобная чистота и постоянство,

является обвинение в лабильности и едва ли в большей стабильности, чем

стабильность куска сахара, растворяющегося в чашке кофе" (The Journal of

Heredity, 1944, v. 35, No11).

Менделизм-морганизм уже полностью обнажил свою зияющую пустоту, он

гниет также и изнутри, и ничто его спасти уже не может.

Товарищи, вспомним немного историю. Около десяти лет тому назад в этом

же зале столкнулись две идеологически противоположные концепции -- морганизм

(вейсманизм) и мичуринское учение. Академик Серебровский с этой трибуны

заявлял тогда, что мы стоим на пороге, на грани великих открытий, и просил

некоторого срока для осуществления этих открытий. Морганистами пройден

десятилетний путь, и мы вновь слышим это же самое заявление от успевшего за

время этого пути подрасти морганиста Рапопорта. И здесь же, к данной сессии,

представители мичуринского направления пришли с крупными завоеваниями,

обогащающими нашу практику. За истекший период мичуринцы еще раз доказали

возможность управлять эволюцией. Они доказали, что мичуринское учение дает в

руки исследователя пусть не журавля, а только синицу, однако действительно

уловленную -- возможность управлять эволюционным процессом.

За отсутствием своих собственных достижений, за исключением единичных,

случайно полученных, наши морганисты пытаются приобщать себе работы

академика Лисицына, академика Константинова, доктора Шехурдина и всей массы

наших селекционеров. Как можно оценить, например, такого рода прием, когда

Б. М. Завадовский, преисполненный рвения защитить морганизм, говоря о

колхинизации как методе селекции, вспоминает при этом о Шехурдине? Сидящие

здесь селекционеры, я это видел, при этом просто улыбались. Шехурдин,

Константинов, Лисицын работали добротным, продуктивным методом. Этот метод

-- метод отбора, он не снят с повестки дня, это -- метод старого дарвинизма.

Правда, академик Константинов, нынче, в мичуринские времена, во времена

планомерной селекции, включающей воспитание, старый метод работы уже

недостаточен, однако этот старый метод, получивший свое обобщение в трудах

Дарвина, никакого отношения не имеет ни к менделистскому подсчету числа

расщеплений признаков в сторону отца и матери, ни к колхинизации, как ставке

на случайно полезный эффект, ни ко всей морганистской схеме в целом.

Морганисты пытаются приобщить достижения работ наших селекционеров, ваши

достижения, академик Константинов, благодаря тому что вы временно не

вооружились ненавистью к такой лженауке, какой является морганизм. Это еще

придет к вам, академик Константинов, я верю в вас, вы -- настоящий

селекционер. (Продолжительные аплодисменты.)

К сожалению, тлетворное влияние морганизма проникло и в среду

небиологов. Морганизм проявляет свое вредное влияние и на некоторых

философов, которые обязаны иметь правильную точку зрения на имеющие

идеологическое значение вопросы биологии (аплодисменты), если даже академик

Немчинов, не генетик, а статистик, если даже он имеет свою точку зрения по

вопросам морганизма. (Смех, аплодисменты.)

В. С. Немчинов. А почему я не должен ее иметь?

И. И. Презент. Я говорю не в упрек, а в похвалу тому, что вы имеете

свою точку зрения, хотя в упрек тому, что вы имеете именно такую точку

зрения. (Смех.) Итак, с тлетворным влиянием морганистов на работников других

специальностей, в частности на философов, пора покончить. Философы обязаны

иметь свою, и притом правильную, точку зрения на вопрос о том, кто же решил

проблему управления наследственной изменчивостью: Морган и Меллер или же

Мичурин и Лысенко. Многие философы все время колебались в этих вопросах, но

ведь колебания должны иметь известный предел. Нельзя же быть маятниками в

вопросах науки! (Смех.) Давно уже пришло время философам нашей страны

раскрыть философские глубины мичуринского учения (аплодисменты), и я верю в

наших философов -- они это сделают.

Товарищи, некоторые из выступавших здесь морганистов, как, например,

академик Б. М. Завадовский, уверяли, что они тоже мичуринцы. В качестве

одного из доводов, что он тоже мичуринец и что он хочет только что-то

объединять и примирять, Завадовский говорил: "Найдите еще такой музей, как

тот, в котором я являюсь директором, где был бы такой же широкий показ

Мичурина, как у меня".

В этой связи интересно сообщить следующий любопытный факт. Незадолго

перед войной мне было поручено участвовать в комиссии, которая проверяла

деятельность этого музея. Мы обнаружили, что на вмонтированных в стену щитах

были представлены экспонаты мичуринского направления, а на оборотной стороне

этих подвижных щитов -- морганистские. Так что, в зависимости от состава

экскурсии, вертеть эти экспонаты можно было куда угодно. (Смех.) Этот

удобный технический прием, мне кажется, является только техническим

оформлением идеологической концепции и установок в биологии Б. М.

Завадовского. (Смех, аплодисменты.)

Если обратиться к высказываниям другого выступавшего с этой трибуны

"полуморганиста" -- И. М. Полякова, то придется отметить удивительную

бедность и бессодержательность его выступления. Я это объясняю только тем,

что вы, профессор Поляков, желая во что бы то ни стало отстаивать морганизм

и одновременно пытаясь ходить в "марксистах", оказались банкротом, а

банкротам, как известно, докладывать нечего.

На одном из доводов И. М. Полякова я все же остановлюсь. Он говорит,

что не может отделять мичуринцев от морганистов, которые ведь тоже

воздействуют на организм различными веществами, рентгеном и т. д. Но ведь

есть воздействие и "воздействие". Есть воздействие, которое идет через

процесс развития организма, учитывает его историю, как филогенетическую, так

и индивидуальную, и "воздействие" типа единовременного удара,

безотносительно к биологическим особенностям и истории организма. Пусть

такого рода удар будет смягчен, но если это не проходит через режим жизни,

через развитие, то эффект его может быть только случайным. Это -- не

генеральная дорога для плановой селекции.

И. М. Поляков, говоря о своих несогласиях с Т. Д. Лысенко, указывал,

что ему не ясно, как решает Лысенко проблему целесообразности. Но ведь во

всех работах Т. Д. Лысенко и других мичуринцев проводится четкая линия

разграничения потребностей организма в определенных условиях и

целесообразности эффекта удовлетворения этих потребностей. Указывается, что

подбор и только подбор решает вопрос о том, войдет ли она в поколения, будет

ли накапливаться и становиться свойственной виду или нет. А это ведь

демаркационная линия, разделяющая ошибочные стороны ламаркизма от правильных

установок Т. Д. Лысенко и его единомышленников. Вы, профессор Поляков, не

понимаете и другого, что современное мичуринское учение не может

ограничиться так называемым классическим дарвинизмом. Дело заключается не

только в том, чтобы очистить дарвинизм от его грехов, ошибок, а и в том,

чтобы возвысить дарвинизм, поднять его на принципиально новый уровень,

уровень мичуринского учения. Дарвинизм сейчас не тот, который был во времена

Дарвина. Закон подбора в свете мичуринского учения формулируется не так, как

формулировал его сам Дарвин. Этот закон подбора обязательно включает роль

воспитывающих условий, а если речь идет об искусственном подборе, то он уже,

на мичуринской основе, выступает как планомерно-воспитывающий. Такого уровня

подбора не знало дарвиновское учение, не знало и не могло знать, но вы,

профессор Поляков, его знать обязаны. Ведь вы обязаны быть умнее Дарвина,

уже по одному тому, что птичка, сидящая на голове мудреца, видит дальше

мудреца. (Смех.)

За неимением каких бы то ни было фактических и теоретических доводов у

морганизма, начисто разгромленного фактами и доводами, все более

приумножаемыми мичуринцами, у антимичуринцев остается лишь та тактика,

которую в свое время охарактеризовал Тимирязев применительно к бессильно

злобствующим антидарвинистам. Слова Тимирязева злободневно звучат и в адрес

современных антимичуринцев, куда мы, с соответственным изменением адресата,

с полным основанием можем их переадресовать.

Различные существа прибегают к различным средствам защиты: лев

защищается когтями, бык рогами, зайца уносят его быстрые ноги, мышь прячется

в нору, а каракатица -- та мутит окружающую воду и под покровом мрака

ускользает от врага. Вот этой именно тактике каракатицы неизменно желают

подражать наши антидарвинисты, с тем только различием, что та, конечно,

рада, когда ей удалось просто уйти от врага, а наши морганисты, из своего

мрака, сыплют бранью на противника и самодовольно кричат: разбил! победил!

уничтожил!

К этой именно тактике каракатицы прибегает, в частности, выступавший

здесь на сессии Рапопорт. Он объявил коренное понятие мичуринской генетики

-- требование организмом определенных условий жизни -- не чем иным, как

махизмом. С равным успехом мог бы Рапопорт объявить махизмом весь дарвинизм,

поскольку коренным понятием последнего является приспособление, а Мах, как

известно, строил свою ложную философию эмпириокритицизма на ничем не

оправданном использовании этого понятия применительно к процессам познания.

Помимо тактики каракатицы, морганисты, за неимением научных доводов,

прибегают к тактике своеобразной организационной дискриминации по отношению

к мичуринцам в тех случаях, когда морганистам это удается (а это, к

сожалению, имело место не столь уж редко) встать у академического,

факультетского или другого подобного руля. Об этом, в условиях Московского

университета, рассказывал с данной трибуны профессор Белецкий. То же самое,

но, может быть, еще в более недопустимой форме, имело место и в нашем

Ленинградском университете. Декан факультета Лобашев, проректор Полянский,

доценты Айрапетьянц и Новиков с группой своих единомышленников пытались

всеми возможными, а чаще невозможными средствами изгнать мичуринцев из

пределов факультета. В ход пускалось многое. И то, что Презент, например, не

справляется с работой, плохо читает лекции. (Смех в зале.) Я, понятно,

потребовал от Министерства проверки этих инсинуаций и заявил, что если бы

они были верны, то сам очистил бы это место, другими словами, поступил бы

так, как здесь обещал академик Немчинов. (Смех, аплодисменты.) В конце

концов стоящая у ключевых позиций группа вынуждена была точно сформулировать

мотивы своего, более чем настойчивого, желания изъять Презента из

факультета. Было указано, что Презент не доучитывает такое учение, как

учение Менделя, не доучитывает заслуг в дарвинизме академика Шмальгаузена,

критически излагает Дарвина, не понимает, что в наших условиях, где нет

классового антагонизма, не может быть и острой идеологической борьбы, и из

всего этого делался непреложный вывод и принимались решения, говорящие о

невозможности присутствия Презента на кафедре дарвинизма. Как это оценить?

Голос с места. Позор, группировка!

И. И. Презент. Что это такое, как не организационная дискриминация?

Установки этой руководящей на биологическом факультете Ленинградского

университета группочки выразил недавно профессор Полянский. Профессор

Полянский только что вернулся с Международного конгресса в Париже, где он

делал доклад о наследственности у простейших. Сейчас он, кажется, как и

академик Б. М. Завадовский, находится на пути в санаторий и потому,

повидимому, не смог здесь выступать лично, и я восполню этот пробел

зачитыванием некоторых мест из его недавнего выступления:

"За последние годы в целом ряде своих работ Т. Д. Лысенко несомненно

защищает глубоко ошибочные, вредные и антидарвинистские позиции. И об этом

нужно сказать прямым голосом, прямо и четко. Мне думается, что говоря об

этом прямо, мы Т. Д. Лысенко принесем только пользу, значительно большую,

чем если будем заниматься аллилуйщиной и петь дифирамбы, что делают И. И.

Презент и целый ряд других товарищей. Ошибочным и глубоко вредным является

нигилистское отрицание Т. Д. Лысенко всех закономерностей, установленных в

генетике, отрицание всех положений менделизма-морганизма... Мы должны

констатировать, что за последнее время в нашей советской биологической науке

появились и защищаются ряд положений, глубоко вредных дарвинизму, положений,

глубоко вредных диалектическому методу, в его конкретном преломлении в

биологии. Это не нужно замазывать... Эти ошибки усугубляются, и эти ошибки

скажутся на практических делах. Если встать на путь грубых ламаркистских

установок, это значит неправильно ориентировать селекцию, это значит нанести

величайший ущерб нашему социалистическому хозяйству. Не надо закрывать глаза

и не нужно говорить полуслов.

Сейчас в нашей биологической науке идет борьба, борьба, которая,

вероятно, скоро завершится потому, что несостоятельность этих

механо-ламаркистских установок для многих биологов ясна. Борьба, с одной

стороны, ведется с позиций марксизма, а с другой стороны, борьба ведется с

позиций механо-ламаркистских, позиций порочных, ведущих несомненно к

механистической концепции и идеалистическому пониманию вопросов эволюции

форм" (Ю. И. Полянский. Выступление 7 мая 1948 г. в Педагогическом институте

имени Покровского).

Я согласен с профессором Полянским, что в биологической науке

действительно идет борьба, борьба, которая, вероятно, действительно скоро

завершится. Однако, я глубоко уверен, она завершится далеко не так, как это

хотелось бы Полянскому и иже с ним, не так, как он об этом мечтал.

Товарищи, мы с радостью можем констатировать, что вооруженные

мичуринским учением наши советские биологи уже разгромили морганизм. Никого

не смутят ложные аналогии морганистов о невидимом атоме и невидимом гене.

Гораздо более близкая аналогия была бы между невидимым геном и невидимым

духом. Нас призывают здесь дискуссировать. Мы не будем дискуссировать с

морганистами (аплодисменты), мы будем продолжать их разоблачать как

представителей вредного и идеологически чуждого, привнесенного к нам из

чуждого зарубежа, лженаучного по своей сущности направления. (Аплодисменты.)

Мы, мичуринцы, будем спорить и дискуссировать по мичуринским проблемам, в

русле мичуринского учения и тем самым развивать это замечательное учение

всем многотысячным коллективом мичуринцев. Мы смело смотрим в наше будущее.

Мичуринцам не нужно давать обещания, что они стоят на пороге великих

открытий. Мичуринцы, как коллектив, уже сделали великие открытия, открытия

мирового масштаба.

Мы смело смотрим в будущее, потому что у нас есть настоящий лидер, а у

вас, морганисты, -- Шмальгаузен. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Морганисты пытаются задержать мичуринское учение, противопоставляя Мичурина

-- Лысенко, раннему Лысенко -- позднего Лысенко, противопоставляя Лысенко --

его единомышленникам. Так ретроградам и полагается делать. Для них каждый

новый поступательный шаг -- это их крушение. Морганисты хотят на ходу

задержать поступательный шаг мичуринского движения. Но тщетно. Им это не

удалось, не удается и не удастся!

Будущее биологии -- принадлежит Мичурину и только Мичурину. Позвольте

на этом закончить. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Объявляю перерыв до 11 часов утра 7 августа.

(Заседание закрывается.)

 

 

Hosted by uCoz