В. С. Дмитриев.
Товарищи! Вопрос, который обсуждается на этой сессии,
как совершенно правильно подчеркнул академик Т. Д. Лысенко в своем докладе,
имеет общебиологическое и общеагрономическое значение. Однако в обсуждении
этого вопроса на сессии имеется известный недостаток, заключающийся, на мой
взгляд, в том, что выступающие недостаточно останавливаются на вопросах,
связанных с другими науками, имеющими непосредственное отношение к биологии
и к делу подъема урожайности в нашей стране.
Мне кажется, что это объясняется тем, что некоторые ученые, работающие,
например, в области почвоведения и некоторых других наук, как учение об
орошаемом земледелии и т. д., думают, что та борьба с отсталыми,
реакционными теориями, которая сейчас идет, касается только области
биологии, даже области генетики, а во всех остальных областях останется
прежняя обстановка. Этого, мне кажется, нельзя допустить.
Дело в том, что в послевоенный период нам при восстановлении сельского
хозяйства пришлось встретиться с большими трудностями. И несмотря на
огромные трудности, связанные с большими потерями сельского хозяйства во
время войны и сильной засухой 1946 г., сельское хозяйство добилось больших
успехов; достигнуты огромные успехи в послевоенном восстановлении сельского
хозяйства. Это убедительно говорит о том, что социалистический строй нашего
современного земледелия, созданный Лениным и Сталиным, -- это самый
передовой и прогрессивный строй из всех, которые когда-нибудь знала история
мирового земледелия. И одним из важнейших условий успехов колхозного строя
является именно освоение колхозами и совхозами всех новейших выводов
агрономической науки.
Перед нами, как указывал товарищ Сталин, в перспективе ближайших
пятилеток стоит задача создания изобилия предметов потребления в нашей
стране, необходимого для перехода от социализма к коммунизму. Эта
величественная задача налагает на деятелей сельскохозяйственной науки особую
ответственность.
В связи с этим требуется взять все лучшее, что создано наукой, и
внедрить это в сельскохозяйственное производство. И в связи с этим нужно
развивать дальше агрономическую науку, все ее стороны, имеющие чрезвычайно
важное значение для дела подъема урожая и развития животноводства в колхозах
и совхозах. И в этой обстановке, когда мы встречаемся с появлением целого
ряда работ, не только не вооружающих практиков, а прямо разоружающих их, мы
не можем, конечно, к этому относиться безразлично. Вы уже слышали, что в
работе академика Шмальгаузена "Факторы эволюции", опубликованной в 1946 г.,
т. е. после войны, в условиях, когда перед нами встали задачи, о которых я
говорил выше, в этой работе в качестве одной из центральных идей, имеющих
практически важное значение, развивается идея о затухании или о замедлении
процесса породообразования животных и сортообразования растений, ввиду того,
что исчерпывается запас, заложенный когда-то и кем-то в так называемом
генофонде.
Но это не одна работа, и она уже получила оценку в ряде выступлений. В
1947 г. появилась работа профессора Роде "Почвообразовательный процесс и
эволюция почв", где профессор Роде в дополнение к факторам почвообразования,
установленным Докучаевым и Вильямсом, вводит новые факторы, причисляя к ним
земное тяготение и влияние солнечных пятен. У него есть специальный тезис о
влиянии солнечных пятен на почвообразовательный процесс.
Конечно, это положение ничего общего с наукой не имеет, но тем не менее
оказалось возможным появление работы, в которой развивается эта по существу
теория мракобесов.
Мало того, что работа профессора Роде прямым образом перекликается с
книгой академика Шмальгаузена о факторах эволюции. Профессор Роде в
дополнение к идее академика Шмальгаузена о затухании сортообразования и
породообразования развивает идею затухания почвообразовательного процесса.
Профессор Роде пишет, что в процессе почвообразования "...можно
различать два главных периода: первый, когда процесс идет относительно
быстро, -- период формирования почвы, и второй, когда процесс идет
значительно медленнее... период ее медленной эволюции", и что "процесс
почвообразования идет с убывающей с течением времени скоростью" (стр. 135
вышеуказанной книги). Выходит по Роде, что на заре почвенной эволюции, когда
требовались тысячелетия для того, чтобы на продуктах выветривания горных
пород появилась первая крайне скудная растительность, почвообразование шло
более быстро, чем теперь, когда человек стал решающим фактором
почвообразования и когда, в условиях социалистического строя, он располагает
поистине неисчерпаемыми возможностями повышения почвенного плодородия и
увеличения урожайности.
Кто же поверит этому вещуну, решившему припугнуть нас в период перехода
к коммунизму?! Следовательно, по Шмальгаузену породообразование и
сортообразование затухает, а по Роде затухает Почвообразовательный процесс.
Но мало этого.
В 1947 г. появилось большое двухтомное произведение профессора Ковда,
называющееся "Происхождение и режим засоленных почв". В этой работе
профессор Ковда по существу пропагандирует, поддерживает развитую
американскими ирригаторами "теорию" неизбежности засоления почвы.
Он пишет: "В итоге, независимо от того, будут ли при поливе орошаемого
массива приняты жесткие нормы воды, не превышающие водоудерживающую
способность почвы, или нормы полива будут превышать водоудерживающую
способность, -- в обоих случаях и особенно во втором соленакопление под
влиянием притока солей с оросительными водами будет протекать особенно
быстро" (т. I, стр. 45).
"В ряде ландшафтов процессы засоления почв совершенно независимо от
хозяйственной деятельности человека, в частности от ирригации, будут
сопровождать хозяйственную деятельность человека..." (т. II, стр. 280).
Что же получается? В важнейших науках, и в области развития
растительного и животного мира, и в области почвообразования, и в области
учения об орошаемом земледелии, развиваются теории, согласно которым в
перспективе у нас нет ничего хорошего. Объективно все такие теории ведут к
неверию в дело победы коммунизма в нашей стране. И хотят авторы или не
хотят, объективно они играют на руку противникам коммунизма, т. е.
противникам всего передового и прогрессивного.
Все указанные работы вышли из высшего научного учреждения: из Академии
наук СССР. Это свидетельствует о том, что имеется явное неблагополучие в
науке в ряде институтов Академии наук. И Всесоюзная академия
сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, взяв на себя инициативу в
борьбе с реакционными теориями в области биологии и агрономии, я думаю,
сделает правильно, если обратится к Академии наук Союза с просьбой
посмотреть на свои институты, освежить явно затхлую и реакционную атмосферу,
которая образовалась в некоторых институтах Академии наук.
Я думаю, такая инициатива со стороны Всесоюзной академии
сельскохозяйственных наук имени Ленина была бы неплоха.
Я считаю, что вообще одним из важнейших условий дальнейшего развития
науки является необходимость решительно покончить с "хуторами" в науке,
которые носят до сих пор название "школ". Надо развивать все отрасли науки
на единой, единственно научной основе -- диалектического материализма, на
основе учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, а не так, чтобы сохранять
разные направления в науке и пытаться примирить их. Нельзя примирить
материализм с идеализмом, диалектику с метафизикой, мичуринское учение с
менделизмом-морганизмом.
К счастью, в нашей стране русская советская агрономическая наука дала
нам стройную общеагрономическую теорию, теорию непрерывного повышения
урожая, не только объяснившую успехи стахановцев, но вооружившую колхозы и
совхозы на дальнейшее повышение урожайности сельскохозяйственных культур, на
создание изобилия предметов потребления в нашей стране.
Эта теория стоит на голову выше западноевропейского учения о плодосмене
и является гордостью нашей советской науки. Она называется комплексом
Докучаева-Костычева-Вильямса, или травопольной системой земледелия.
Но если Докучаев, Костычев, Вильямс развивали главным образом меры по
воздействию на почву, по созданию высокоплодородной почвы, то Тимирязев и
Мичурин развивали главным образом меры по активному воздействию на растение,
составляющее, по выражению К. А. Тимирязева, центральный предмет
деятельности земледельца. И эту теорию надо развивать дальше.
Любая агрономическая теория, если ее не развивать, не только не будет
двигаться вперед как теория, но и затормозится ее внедрение в производство.
Самая прогрессивная черта учения Дарвина состоит как раз в том, что
дарвинизм -- теория развития растительного и животного мира, и, как теория
развития, она не терпит застоя. Сам основатель этой теории Дарвин
подчеркивал желание усилить действенность, практическую приложимость и
ценность этой теории, заявляя, что новая разновидность, выведенная
человеком, представится более важным предметом изучения, чем добавление еще
одного вида к бесконечному числу уже занесенных в списки.
Учение о травопольной системе земледелия как системе мероприятий по
повышению плодородия почвы и повышению урожайности постоянно развивается,
совершенствуется. Его во многих случаях нельзя было осуществлять без
дальнейшего развития. Но такое развитие этого учения мы имеем только в
работах мичуринского направления и прежде всего в работах академика Лысенко.
Я покажу это на ряде фактов, всем нам известных и особенно известных тем,
кто обеспечивает практическое внедрение травосеяния в нашей стране.
Известно, что травосеяние, особенно в наших черноземных степных
районах, развивалось крайне медленно. Я не буду говорить об общих
экономических причинах, тормозящих внедрение всего прогрессивного, в том
числе и внедрение травосеяния при помещичье-капиталистическом строе, но я
должен сказать, что одной из причин неудовлетворительного развития
травосеяния была именно неправильная агротехника возделывания трав и
особенно семян многолетних трав в черноземных степных районах страны,
являющихся важнейшей базой нашего земледелия.
Это подчеркивал в свое время известный русский агроном профессор П. А.
Костычев.
Свыше 50 лет назад в публичных чтениях "О борьбе с засухами в
черноземной области посредством обработки полей и накопления на них снега"
профессор П. А. Костычев писал: "Мы потерпели много потерь вследствие того,
что обрабатывали наши поля по западноевропейским образцам; точно так же, по
моему мнению, и в травосеянии мы терпим неудачи, потому что производим
посевы трав почти исключительно по способам, указанным Западною Европою и
пригодным для тамошнего климата и тамошних почв; но эти способы для нас,
очевидно, мало пригодны. Мы сеяли кормовые травы с покровным растением, -- с
овсом, пшеницей и т. п., и хотя ко времени созревания покровного растения
травы вырастают мало и начинают развиваться уже после его уборки, но
все-таки поле, на котором посеяна трава, должно питать одновременно два
растения, тогда как земля чаще всего бывает столь суха, что на ней может
вырасти только одно растение... земля может родить или хлеб, или траву, но
на ней не могут расти и трава, и хлеб в одно и то же время" (стр. 81-82).
Это положение Костычева не только не развивалось, но даже было забыто,
и только теперь, после выдающихся успехов в летних посева люцерны на юге по
чистому пару по методу академика Лысенко, указанные положения как бы снова
оживают.
Нельзя не привести данные, сообщенные директором Института
центрально-черноземной полосы имени профессора Докучаева тов. Крыловым. Они
в прошлом году, при посевах люцерны по чистому пару, получили 5,8 ц семян
люцерны с гектара вместо 1,5 ц при обычном методе посева. Совершенно
очевидно, что проблема посева люцерны на юге в науке теперь решена и от
практических работников в настоящее время зависит, насколько быстро будет
развиваться в степи травосеяние как важнейшее звено травопольной системы
земледелия.
Другой пример, также связанный с внедрением и освоением травопольной
системы земледелия.
Теперь все признают исключительное значение степного лесоразведения. Но
несмотря на явную необходимость облесения водоразделов, оврагов и других
неудобных земель, а также необходимость создания системы полезащитных лесных
полос, дело это продвигается крайне медленно.
Вопросы породного состава лесонасаждений недоработаны, вопросы техники
лесоразведения в степи запущены и запутаны, и даже вопрос о ширине
полезащитных лесных полос, в течение полустолетия не вызывавший сомнений, в
результате краткосрочных, я бы сказал поверхностных, исследований
Всесоюзного института агролесомелиорации стал неясным.
Голос с места. Правильно.
В. С. Дмитриев. При таком положении создалась угроза степному
лесоразведению, но и здесь нам на помощь приходит мичуринское учение, работы
академика Лысенко по вопросам степного лесоразведения.
В связи с этими работами перед нами по-новому встают все теоретические
и практические вопросы.
Из истории степного лесоразведения известно, что одним из первых опытов
разведения леса в степях является посев желудей, произведенный Петром Первым
еще в 1696 г. Из этих посевов образовался под Таганрогом лесной массив,
известный под названием урочища "Дубки".
Поскольку этот пример приводится в ряде учебников, надо полагать, что
метод лесоразведения посевом был известен давно и известно было, что
лесоразведение в степях нужно начинать с дуба, а не с белой акации. Однако,
приводя этот пример, лесоводы и агрономы, очевидно, не придавали ему
никакого значения.
В 1843 г. Граффом, которого почему-то считают первым русским лесоводом,
был заложен знаменитый Велико-Анадольский лес. При этом применен так
называемый садовый способ посадки. Посадка проводилась в ямы шириной и
глубиной 12 вершков, на каждую квадратную сажень высаживалось по одному
дереву в возрасте 5-6 лет.
До посадки производилась вспашка 4 раза в течение 2 лет. После посадки
потребовался уход за лесом в течение 10-11 лет до смыкания рядков. За это
время производилось 32-36 обработок, очисток от сорной растительности.
Несмотря на то, что эта работа была проведена при крепостном праве и
труд был, по существу, даровым, десятина посадок леса стоила 700 рублей
золотом.
Совершенно очевидно, что этот метод был не лучшим, и в последующем шла
упорная борьба за улучшение методов лесных посадок, причем необходимо
подчеркнуть особые заслуги в этом деле лесоводов Тиханова и Турского и
агронома П. А. Костычева, который одним из первых в нашей литературе
поставил вопрос о действительно научных основах техники степного
лесоразведения.
Костычев установил, что единственным препятствием успешного разведения
леса в степях является конкуренция дикой травянистой растительности. Он
указывал, что "Вообще все наблюдения в сказанных (степных. -- В. Д.) лесах
приводят к заключению, что конкуренция травянистой растительности есть
единственное препятствие произрастанию леса в степях" ("Почвы черноземной
области России", стр. 126), что по мере ознакомления со степным
лесоразведением техника лесных посадок все больше и больше
совершенствовалась и что "теперь при разведении лесов применяются средства
самые простые, состоящие только в устранении конкуренции диких травянистых
растений с посаженными деревцами в первые годы жизни их" (там же, стр. 123).
Ссылаясь на М. К. Турского, П. А. Костычев указал, что в передовых
лесничествах приемы лесоразведения состоят в том, что производится вспашка и
боронование, посадка , оправка осенних посадок весной и очистка от сорных
трав в течение 3 лет, вместо 10-11 лет по методу Граффа, всего 10 раз вместо
32-36 раз. "На четвертом году жизни, писал П. А. Костычев, -- молодые
деревца смыкаются вершинами, и тогда им уже не страшна более конкуренция
диких растений; существование леса на данном месте является обеспеченным
навсегда" (там же, стр. 125).
Можно было думать, что этот способ должен быть еще более упрощен, ибо
если главное препятствие разведению леса -- дикая травянистая
растительность, что признавал и академик Высоцкий, то устранение этой
растительности можно проводить более эффективно и с меньшими затратами. Это
можно обеспечить созданием условий для более раннего смыкания верхушек
растений. Но на деле получилось другое.
Нам рекомендуется "наукой" посадка узких полос со слишком широкими
междурядьями и с расстоянием между отдельными растениями в 0,5 или 0,75 м.
Разве можно после этого удивляться, что во многих областях свыше 50%
насаждений, произведенных колхозами в полезащитных лесных полосах и имеющих
возраст от 6 до 10 лет, до сих пор не сомкнулись верхушками и требуют
огромных затрат на проведение ухода.
Такая техника степного лесоразведения появилась в результате того, что
некоторые "дарвинисты" установили, что главным врагом каждого деревца в
степи является не травянистая дикая растительность, а соседнее деревце, и
что поэтому для успешного лесоразведения надо отсадить деревца подальше друг
от друга и дать им пошире междурядья. Это и привело к огромным затратам на
лесонасаждение и к плохой их приживаемости в степях.
Единственно правильное направление в этом вопросе указывает академик
Лысенко, и чем быстрее мы применим эти его предположения, тем быстрее и
успешнее разрешим грандиознейшую задачу облесения степных районов нашей
страны.
Введение и освоение травопольных севооборотов требует серьезного
изменения структуры посевных площадей в смысле соотношения между отдельными
группами сельскохозяйственных культур. Обычно ученые агрономы и экономисты
подчеркивают необходимость этого, но эти предложения не доводятся до
практического решения вопроса, и результаты получаются неважные.
В результате стихийного и крайне антагонистического характера процесса
специализации земледелия при капитализме во многих районах сложилось крайне
неблагоприятное соотношение культур: в этих районах до 90% посевов занимали
зерновые культуры. Первые пропагандисты плодосмена в нашей стране вынуждены
были подчеркивать необходимость внедрения корнеклубнеплодов, в частности
картофеля, в том числе и на юге. И вот началось внедрение картофеля на юге,
причем способы разведения картофеля на юге механически были перенесены из
северных районов нашей страны или импортированы помещиками из-за границы.
Конечно, результаты были самые неблагоприятные -- вырождался посадочный
материал, и эта малотранспортабельная культура поддерживалась за счет
семенного материала, завозимого с севера. Это продолжалось до тех пор, пока
не появилось предложение академика Лысенко о летних посадках картофеля на
юге. В южных районах мы можем и должны иметь картофеля столько, сколько нам
его нужно, и еще не известно, где картофель окажется более урожайным: под
Москвой у тов. Арнаутова или под Одессой у академика Ольшанского.
Одним из важнейших вопросов травопольных севооборотов в южных областях
Украины является значительное увеличение посевов технических культур и в
особенности хлопчатника, имеющего важнейшее значение. Мичуринское учение и
здесь пришло нам на помощь; создан сорт хлопчатника для новых районов
хлопководства и рекомендовано применение чеканки хлопчатника, имеющей важное
промышленное значение для всех районов хлопководства и широко теперь
введенной в производство.
Нельзя считать только за благо исключительное преобладание озимой
пшеницы в ряде областей, точно так же как нельзя считать за благо
исключительное преобладание одной яровой пшеницы в Поволжье или в Сибири.
Травопольный севооборот требует поправок в этом отношении.
Плановое ведение земледелия дает неограниченные возможности
рационального размещения сельскохозяйственных культур и их наилучшего для
каждой зоны сочетания. Но это не так просто.
На юге исчезли в свое время лучшие сорта яровой пшеницы, а в Сибири
гибли до последнего времени все сорта озимой пшеницы. Теперь это положение в
науке изменено.
Я не буду останавливаться здесь на работах Одесского
селекционно-генетического института и других, успешно работающих над
созданием хороших сортов яровой пшеницы для Украины и Северного Кавказа. Об
этом уже говорилось здесь. Я хочу подчеркнуть, что для Сибири сделано
значительно больше, чем выведение одного сорта. Здесь академиком Лысенко
сделано огромное открытие, состоящее в том, что, при правильной агротехнике,
нет такого сорта озимой пшеницы, который не мог бы зимовать в Сибири. Речь
идет о посеве озимой пшеницы по стерне.
Но какое сопротивление встретили стерневые посевы! Они встретили, прошу
извинить меня за грубость, озверелое сопротивление. Противники передового
направления в науке, защищая исключительно отсталую позицию, применяют, и
это должно быть отмечено и осуждено, неправильные, негодные методы. Разве
достойны ученого такие факты, которые здесь имели место вчера со стороны
профессора Рапопорта?
Голос с места. Это хулиганство.
В. С. Дмитриев. Этого так оставлять не следует.
Голос с места. Правильно!
В. С. Дмитриев. Это нужно резко осудить.
Я хочу привести и другой пример, показывающий недостойный метод
полемики в научной дискуссии, -- я имею в виду дискуссию во Всесоюзном
обществе почвоведов. В этом Обществе, при обсуждении книги Рода, содержащей
грубые ошибки, профессором Бобко была допущена непростительная грубость.
В этом же выступлении профессор Бобко огульно охаивал ряд ценнейших
агроприемов, выдвинутых академиком Лысенко, в том числе гнездовой посев
кок-сагыза, который, по его мнению, привел к тому, "что теперь у зерновых
отбирают для кок-сагыза большую часть зерновых комбинированных сеялок",
охаивал посевы озимой пшеницы в степи Сибири и т. д.
Недооценка, а то и прямое игнорирование заслуг корифеев советской
агрономической науки Мичурина и Вильямса, а также охаиванием молодых
советских ученых -- один из негодных приемов, применяемых защитниками
отсталых, реакционных направлений в науке.
Это надо решительно пресечь.
Самым "страшным" возражением против агротехники, предложенной
академиком Лысенко для озимой пшеницы, явилось то, что его приемы
противоречат приемам, веками сложившимся.
Представление о передовой агротехнике многими агрономами до сих пор
связывается с крылатой фразой Катона: "пахать, пахать и удобрять". И с этой
точки зрения таким агрономам непонятно, что предложил Лысенко. Академик
Лысенко исходит не из того, что писал Катон, а из того, что требует растение
для успешного развития.
Если бы все наши агрономы так подходили к делу, то мы более правильно
решили бы очень много вопросов, относящихся к оценке того или иного приема.
При разработке агрономических приемов надо всегда иметь в виду -- и это
одна из особенностей академика Лысенко, -- чтобы каждый прием обеспечивал
увеличение производства сельскохозяйственных продуктов с каждого гектара при
наименьших затратах.
Эта экономическая сторона, учет того, что стоит осуществление любого
приема, запущено во всех наших научно-исследовательских учреждениях по
сельскому хозяйству, в том числе и в Академии сельскохозяйственных наук.
Надо положить этому конец.
Не могу не подчеркнуть исключительно важное значение работы академика
Лысенко с ветвистой пшеницей и, в частности, работ по внедрению этой
культуры под Москвой. Пригородные зоны, особенно такая важная зона, как зона
Москвы, столицы нашей великой Родины, требуют огромной сельскохозяйственной
базы, в том числе и зерновой. Но под Москвой мы не можем отводить большие
площади под зерновые культуры, под Москвой надо с небольшой площади получить
максимум зерна. И эту проблему можно разрешить внедрением ветвистой пшеницы
на путях, которые показаны академиком Лысенко в Горках Ленинских.
Я хочу закончить свое выступление и сделать следующие важнейшие выводы:
1. Мы имеем учение о системе агрономических мероприятий по непрерывному
повышению урожайности и созданию изобилия сельскохозяйственных продуктов в
нашей стране, созданное виднейшими представителями русской агрономической
науки Докучаевым, Костычевым, Тимирязевым, Вильямсом. Это учение не только
органически связано с мичуринским учением, но и поднято этим учением на
новую, более высокую ступень. При этом, всеми мерами развивая научные основы
травопольной системы земледелия, мичуринское учение, работы академика
Лысенко сделали эту теорию более действенной и более широкодоступной.
2. Успехи советской агрономической науки, и в том числе успехи
советской агробиологии, нельзя объяснить лучше, чем это было сделано
академиком Вильямсом в одной из его предсмертных статей. Он писал:
"Без всякого преувеличения можно утверждать, что мы становимся
настоящими "господами природы", потому что наша передовая агрономическая
наука во многом научилась объективно понимать законы природы и пользуется
ими в интересах современных и грядущих поколений нашей социалистической
Родины.
Это стало возможным только в нашей стране, где беспредельно
господствует всепобеждающая теория Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Жизненные
силы этой теории омолодили прежнюю обветшалую агрономию".
3. Я думаю, что выражу мнение всех присутствующих на сессии, если мы
пожелаем Академии сельскохозяйственных наук, и в частности новым ее
академикам, развивать дальше советскую агрономическую науку так, чтобы
обеспечить создание изобилия продуктов, необходимое для перехода от
социализма к коммунизму. Развивать агрономическую науку так, как этого
требует от нас великий корифей науки, наш учитель и вождь товарищ Сталин.
(Аплодисменты.)
Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется профессору К. Ю.
Кострюковой, Киевский медицинский институт.
